«Снайперов не любят ни свои, ни противник»

Житель Тверской области Михаил Смирнов больше года провел в зоне спецоперации – сначала штурмовиком, потом снайпером, а потом оператором БПЛА. Почему ему пришлось менять боевые специальности? По каким признакам снайпер выбирает приоритетную цель? Нужна ли ветеранам психологическая помощь? Об этом и многом другом Михаил Смирнов рассказал газете ВЗГЛЯД.

ВЗГЛЯД: Михаил, чем вы занимались до спецоперации?

Михаил Смирнов: Я был индивидуальным предпринимателем, имел свое небольшое кафе.

ВЗГЛЯД: Получили повестку после объявления частичной мобилизации?

М. С.: Нет, я и не мог ее получить. Мне еще при прохождении медкомиссии по призыву на срочную службу дали категорию «В». С этой категорией я мог пойти в армию только по собственному желанию. И когда мои знакомые стали уходить на передовую, я понял, что и мне пора – как каждому мужчине, который обязан защищать свою страну. Обратился в военкомат, собрал документы.

ВЗГЛЯД: Как ваши близкие отреагировали на это решение?

М. С.: О своем намерении я заранее сказал только отцу и одному другу. Отец, конечно, не обрадовался, но и против не был. Понимал, что отговаривать меня бесполезно. А маме я сообщил только в день отъезда – поставил перед фактом. Она очень переживала, это известие ей тяжело далось.

ВЗГЛЯД: На какую воинскую специальность вас распределили?

М. С.: Тогда, в 2023 году, не хватало штурмовиков. И меня из учебки забрали в штурмовики. Мы приехали в военную часть, и уже через два дня нас направили на штурм. Воевали на Краснолиманском направлении – города Сватово, Кременная. В том числе сражались в боях за Макеевку.

ВЗГЛЯД: Как вам показалась военная служба, особенно в роли штурмовика?

М. С.: Не скажу, что радовался, но и не скажу, что плохо было. Сначала было тяжело, но я быстро привык. Непривычной казалась военная дисциплина – устав, режим, командиры, обязательные задачи. Довольно скоро пришло осознание, что штурмовик – это самая опасная военная профессия. И самое в ней тяжелое – это дойти до позиции, которую надо штурмовать. Если дошел, то 70% дела выполнено.

ВЗГЛЯД: Какой штурм запомнился больше всего?

М. С.: Был такой забавный эпизод: как-то, укрываясь от огня, запрыгиваю во вражескую траншею – а там прямо передо мной два парня. Не наши. Молодые совсем.

И они не открывают огонь – а наоборот, прямо перед собой бросают автоматы. В плен сдались, говорят: «Не хотим воевать».

ВЗГЛЯД: А могли бы открыть огонь.

М. С.: Я даже больше скажу. Мне нужно было их сутки передержать у себя в блиндаже. Мы спали рядом, я их даже не связывал – и они спокойно могли взять заряженный автомат, который стоял рядом со мной. Но я понимал, что ни им, ни мне это не надо.

Но уже во втором моем крупном штурме я попал под миномет, пробило осколками легкое и селезенку. Медики мне сказали: «Жить будешь». Ну, говорю, раз жить буду, то я обратно на передовую. Но в штурма ходить уже тяжело было. Первое время даже броню носить не мог.

ВЗГЛЯД: Много было ранений?

М. С.: Четыре. Но все, к счастью, не слишком тяжелые, не фатальные. Хотя, например, третье ранение я получил при обстоятельствах, когда мог бы и погибнуть.

Нас, группу в 12 человек, тогда взяли в кольцо. Силы противника значительно превосходили. Командир погиб, а из оставшихся бойцов я оказался самым опытным. Товарищи попросили меня взять командование на себя. А что делать? Либо в плен сдаваться, либо до конца стоять. Я так и сказал: «Либо мы что-то делаем, либо мы тут и останемся».

Нам повезло – мы находились на только что захваченной позиции противника. Было много трофейных пулеметов и патронов столько, что можно было бы до сих пор отстреливаться. Мы просто в круговую оборону встали и отбились. Часов шесть были в окружении. И минометы, и артиллерия, и танк по нам работал. И дроны – это вообще самое противное. Но ничего, пережили.

ВЗГЛЯД: Как вам это удалось?

М. С.: Стемнело. И я думаю, в какой-то момент вэсэушники поняли, что мы тут останемся до конца. Мы в итоге увидели, что противник уходит – у них было много тяжелораненых, надо было их эвакуировать. Мы с украинцами просто переглянулись и разошлись.

Потом, после штурмов, меня посадили командиром БТР-82. Занимались доставкой штурмовых групп на передовую. А вскоре после этого познакомился с одним бойцом – снайпером, и он мне предложил попробовать освоить снайперское дело. Так я стал снайпером.

ВЗГЛЯД: Как выглядела ваша снайперская работа?

М. С.: Я был в ДРГ (диверсионно-разведывательная группа – прим. ВЗГЛЯД), то есть мы заходили в тыл к противнику.

Делали себе позицию, лежанку – и могли лежать неделю, пока ждали кого-то. Я тяжелый снайпер, стрелял, как правило, на дистанции свыше километра.

ВЗГЛЯД: Для этого нужна очень особенная винтовка.

М. С.: У меня был «Сумрак» (СВЛК-14С – сверхдальнобойная снайперская винтовка из семейства винтовок Лобаева, – прим. ВЗГЛЯД). Мне ее подарил товарищ, который меня учил снайперскому делу. Он уже был в возрасте и отказался быть снайпером. Я встал на его место и получил эту винтовку.

ВЗГЛЯД: На каком наибольшем расстоянии вам удалось поразить цель?

М. С.: 1600 метров. Мне повезло – со мной тогда был второй номер, как раз мой товарищ, который меня обучал. Он подсказал, как настроить оружие для выстрела, и я просто нажал на курок. Так что это скорее его выстрел.

Но в основном я предпочитал работать в одиночку. Не мог найти надежного напарника.

ВЗГЛЯД: У снайпера есть приоритетные цели?

М. С.: Основная цель – офицеры.

ВЗГЛЯД: Они же не носят погоны на фронте. Как вы их издалека отличали?

М. С.: Если в группе противника шли хотя бы человека три-четыре, то сразу видно: самый чистый – это командир. Все остальные в грязи.

ВЗГЛЯД: Какие приборы и инструменты, кроме самого оружия, использует сегодня снайпер в зоне боевых действий?

М. С.: Стандартно – дальномер, глушитель, бинокль, лопата, защитные костюмы, решетка на прицел – такая сеточка в виде пчелиных сот, чтобы бликов не было.

Ну и, конечно, телефон. С его помощью можно пользоваться приложением для снайперов. Оно сильно упрощает жизнь: указываешь расстояние, высоту, ветер, и приложение рассчитывает, как настроить прицел. Но телефоном не всегда есть возможность пользоваться – от него же идут свет, тепло. Демаскирует.

ВЗГЛЯД: А как вы добивались того, чтобы противник вас не обнаружил?

М. С.: О, это большое искусство. У меня было защитное пончо – в нем человека не видно ни в тепловизор, ни в прибор ночного видения. Закапываешься где-нибудь, делаешь снайперскую лежанку, закидываешься листьями и лежишь. Стараешься не двигаться и даже дышать как можно меньше. Оборудуешь 3-4 позиции. С каждой один-два раза выстрелишь – и все, уходишь. Спустя какое-то время туда начнут накидывать из орудий – это 100%. Снайперов никто не любит – ни свои, ни противник.

ВЗГЛЯД: Понятно, почему снайперов не любят враги. А почему свои?

М. С.: Как правило, у меня не было своих позиций. Я ходил там, где находилась пехота. Приходил, делал свое дело и уходил. А они-то оставались! И огребали потом от противника из-за меня. Были ситуации, когда меня вообще прогоняли с позиций, где ребята сидят.

ВЗГЛЯД: Но ведь если вам удастся уничтожить офицеров противника, то и пехоте будет легче на этом направлении.

М. С.: Да. Но когда удается ликвидировать кого-то серьезного, потом вэсэушники целую неделю из укрытий выйти не дают – мощно обстреливают. И я понимал, что на меня самого противник ведет охоту.

Винтовка «Сумрак» и так очень большая, а с глушителем и вообще чуть ли не два метра. При виде меня все сразу понимают, что я из группы снайперов. И однажды мне попало прямо в голову. Судя по удару и калибру, пулей из СВД [7,62-мм снайперская винтовка Драгунова – прим. ВЗГЛЯД]. К счастью, обошлось – пуля прошла по касательной, осталась только царапина. Шлем защитил.

ВЗГЛЯД: Как долго вы служили снайпером? 

М. С.: Несколько месяцев. Мы с моим учителем-снайпером хотели получить звание Героя России, а для этого нужна сотня уничтоженных целей. И мы в итоге счет превысили почти в три раза.

ВЗГЛЯД: Триста целей поразили?

М. С.: Примерно. Двести с лишним точно.

ВЗГЛЯД: А как можно доказать, что цель действительно ликвидирована?

М. С.: С помощью видеофиксации. Могут использоваться телефон, прицел, бинокль, оснащенные видеокамерами. Я с собой носил еще дрон, чтобы он фиксировал момент поражения.

ВЗГЛЯД: Почему же вы в итоге не Герой России?

М. С.: Так получилось, что у нас потерялся телефон, на котором были зафиксированы все попадания. И хотя мы передавали все видео в штаб, звезды Героев России мы не получили.

Но я не в обиде. Ну и потом, в какой-то момент снайперское дело мне надоело. Я понимал, что чем дальше, тем продолжать снайперскую работу все более опасно, особенно с учетом того, что я работал в одиночку. Если у меня будет какое-то серьезное ранение, то я там же, на позиции, и останусь – никто про меня и не узнает, помощь не окажет. Да и не мое это, честно говоря. Счет мы добили, цель исполнена… Мне хотелось развиваться, изучать что-то новое. И когда у меня появилась возможность, я перешел в операторы БПЛА. Тем более что я изначально хотел работать с беспилотниками.

ВЗГЛЯД: Вас легко отпустили из снайперов в операторы беспилотников?

М. С.: У меня был понимающий командир. Я пришел к нему, рассказал, что хочу, что умею – и меня взяли оператором БПЛА. Тем более что в тот момент у нас снайперы в батальоне уже были, а опытных бэпэлэашников еще не было. В итоге я выполнял ударные функции, работал на «камикадзе». Мы сами собирали беспилотники из всего, что было, получалось дешево и практично.

ВЗГЛЯД: Какую самую «жирную» цель вы уничтожили?

М. С.: «Абрамс» (основной боевой танк производства США – прим. ВЗГЛЯД). Мы его «разули», то есть обездвижили. А уже другие ребята его добили. Также было много БМП «Бредли» (боевая машина пехоты производства США – прим. ВЗГЛЯД). Они бестолковые и очень хорошо горят, поэтому их счет мы особо не вели. У нас был парень, который очень хорошо знал «Бредли», он подсказывал, куда бить. И нам очень повезло: почти у всех БМП, которые мы поджигали, были открыты люки. Это значительно упрощало работу. Мне нравилась эта работа, хотелось бы и подольше поработать – но тут я получил тяжелое ранение и больше не смог.

На эту тему
• Ветеран СВО Сергей Тарасюк: В штабе штурмовал горы бумаг военной бюрократии
• Ветеран СВО Ян Основин из кресла в федеральном министерстве перешел в войсковую разведку и обратно
• Ветеран СВО Кирилл Назаренко: В плену нам сказали, что мы – «обменный фонд»

ВЗГЛЯД: Что случилось?

М. С.: Я тогда уже был командиром взвода БПЛА. Один из моих бойцов попал под огонь. Я по рации докладываю: нужна эвакуация. А мне отвечают, что там, где это произошло, все еще идет бой, и отправлять эвакуационную группу очень опасно: из-за одного человека можно еще четверых потерять. И тут я понимаю: если сам не пойду спасать раненого, буду до конца жизни себя в его смерти винить.

Я взял все, что мне под руку попалось: какую-то броню, СВД – и побежал. Меня успели предупредить, что там работает вражеский снайпер, который как раз и ждет нашу эвакуационную группу. Я сел метрах в ста от раненого бойца и начал слушать. Там как раз наши разведчики проходили, и снайпер начал по ним работать. Я обнаружил снайпера ВСУ и ликвидировал его, спасибо моему снайперскому опыту.

Подбежал к своему человеку, вижу, что ему ногу оторвало. Пережгутовал, скинул броню с него и себя и понес…

ВЗГЛЯД: Далеко пришлось нести?

М. С.: 10 км по спускам, подъемам… Ну а что было делать? Причем последний километр – это полностью открытая дорога. Ни кустов, ничего. Я почти донес уже до точки эвакуации. Оставалось всего метров 200 – и тут слышу, что подлетает дрон, характерный щелчок гранаты… И граната у меня прямо под ногой взорвалась. На адреналине удалось дойти до точки эвакуации и товарища медикам передать.

После этого мне дали категорию «Д» – полностью не годен. В ноябре 2024 года уволили из армии. Ранение оказалось серьезным.

ВЗГЛЯД: Насколько серьезным?

М. С.: Ну, главное – нога осталась, хоть и плохо работает, пальцы не разгибаются. Мне встретились очень хорошие врачи. Хоть я уже уволен из армии, но они до сих пор мне помогают. Благодаря им нога потихоньку восстанавливается.

ВЗГЛЯД: И как сейчас выглядит ваша жизнь? По-прежнему держите свое кафе?

М. С.: Нет, кафе закрылось, когда я был на передовой, так как некому было следить за ним – но мне кажется, что моя жизнь с довоенных времен не особо изменилась. Сейчас я ищу новую нишу, чтобы открыть дело. Я просто очень дотошный человек. Если что-то начинаю, во всем разберусь, все варианты переберу – и потом уже буду делать. Вот сейчас и перебираю. И для нового дела, думаю, пригодятся выплаты за военную службу и за ранение.

ВЗГЛЯД: Все получили, как положено, без проблем?

М. С.: Хотел бы выразить большую благодарность фонду «Защитники Отечества». Когда я уволился из армии, не знал, куда обращаться для получения выплат – и они мне больше всего помогли. Помогли решить и сложности со страховой компанией, которая потеряла одну важную бумагу. Сейчас этот документ еще восстанавливается, жду страховки.

Именно фонд «Защитники Отечества» дал мне возможность вести в школах уроки мужества для детей, и мне это очень нравится.

Благодаря их участию я сейчас как ветеран бесплатно прохожу обучение в тверском институте «Верхневолжье» по специализации «Юриспруденция». К сожалению, я в свое время высшему образованию не отучился и сейчас наверстываю упущенное.

ВЗГЛЯД: В фонде предлагали психологическую помощь?

М. С.: Да, но я отказался. Думаю, что такая помощь мне не нужна. Хотя я знаю ветеранов, которым это действительно требуется. Им часто снится война, некоторые даже за бутылку берутся. Я многих привожу в фонд «Защитники Отечества» и рекомендую: записывайтесь к психологу, вам это надо. Мне многие говорили, что это как-то не по-мужски. Но в этом нет ничего плохого. Я бы не боялся, а хотя бы попробовал.

ВЗГЛЯД: А вам что помогло сохранить психическую устойчивость в ходе боевых действий?

М. С.: Я от природы очень спокойный, неконфликтный, ко всему отношусь с улыбкой.

Кроме того, когда я уходил на фронт, один мужчина, прошедший Чеченскую войну, мне сказал: «Относись ко всему, как будто ты телевизор смотришь. Не воспринимай это все за чистую монету. Так проще будет». Этот совет мне реально помог.

Когда я вернулся, то многих старых знакомых спрашивал – изменился я или нет. Все говорят, что нет, и я тоже так думаю. Да и моя девушка считает главным то, что я остался адекватным.

ВЗГЛЯД: Какие-то навыки, полученные вами на военной службе, могут вам пригодиться в мирной жизни?

М. С.: Знания в сфере БПЛА. Я с беспилотниками имел дело и на СВО, и до этого. Сейчас я обучаю управлению БПЛА детей, а также людей, которые хотят поехать за ленточку. Да и ребята с фронта присылают мне на ремонт подбитые трофейные дроны.

ВЗГЛЯД: Поддерживаете контакт со свой воинской частью?

М. С.: С товарищами, которых знаю лично. Также периодически заглядываю в наш госпиталь, чтобы там с ребятами поболтать. Помогаю им чем могу. Самое банальное – принести в госпиталь какие-нибудь сигареты или шоколадки. По себе знаю, что этого больше всего там хочется.

ВЗГЛЯД: Вам всего 25 лет. Каким вы видите свое будущее?

М. С.: У меня нет каких-то особых планов, главное – найти себя в мирной жизни. Планирую жениться, продолжать вести уроки мужества, просвещать детей, изучать что-то новое. И, пока идет спецоперация, по-прежнему помогать моим ребятам в зоне боевых действий.