Нынешнюю американскую власть часто называют союзом консерваторов и цифровиков. Что касается двухсоставности президентской команды – это справедливо, насчет «союза» (точнее, того, насколько он прочен) есть разные мнения.
Очевидно, что традиционные консерваторы смотрят на людей вроде Маска и Тиля довольно косо. Да и последние не слишком стремятся доказать консерваторам свою ортодоксальность. У цифровиков и правда есть свои основания (отличные от ортодоксальных и религиозных) поддерживать Трампа.
Но и у Трампа есть основания поддерживать этих людей. Ведь речь идет об эффективности власти, эффективности государства как такового. Чего будет стоить идеология, пусть даже самая замечательная, если функционировать в существующих механизмах власти она окажется не в состоянии?
Вот именно – ничего. Что прекрасно понимает и Трамп, и те люди, что пишут ему дорожные карты развития страны.
Такая постановка вопроса, кстати, самым прямым образом касается и нас. С одной стороны – смыслы, с другой – эффективность управленческой машины. Нельзя сказать, чтобы у нас все было с этим хорошо. Да и оглядываясь назад, мы, скорей всего, убедимся, что именно в умении претворять смыслы в работу государственного механизма у нас всегда было не очень хорошо.
Русские – гениальные изобретатели. В том числе – изобретатели смыслов.
Но если у нас и рождались мощные идеологические нарративы, и даже провозглашались как императивы: например, уваровское «Православие, Самодержавие, Народность», то настоящей государственной программой они становились с большим трудом. Все у нас традиционно держалось на личности царя, Россия же управлялась «непосредственно Господом Богом» (слова графа Миниха), то есть неким образом, рационально необъяснимым.
В этом, возможно, отчасти была и сила России (самые важные вещи действительно необъяснимы и невыразимы), но и ее очевидная слабость. Ухнуть в пропасть революции и «слинять в три дня» (как ужасался Вас. Вас. Розанов) Россия могла именно потому, что власть ее была слишком уж иррациональна. Стоило вынуть из нее царский (иррациональный во многом) стержень, как посыпалось все и сразу, и оказалось – что держаться-то ей больше и не на чем. (Эту иррациональную связь идеализма и механизма власти прекрасно выразил Достоевский: «если Бога нет, то какой же я капитан?»).
Советская реальность тоже отчасти держалась на идеализме. И все самые интересные (политические, государственные, технологические) проекты исходили из идеалистических эмпиреев.
Увы, реализовать лучшие из них также удавалось редко. Вспомнить их, однако, полезно по двум причинам. Первая: не будучи по большому счету ни Востоком, ни Западом, мы самой нашей имперской судьбой обречены искать и воплощать собственные исключительные смыслы. И вторая: также точно мы обречены сегодня и на технологическую гонку, от которой зависит само наше существование.
Так что хочешь не хочешь, нам придется становиться, первое – эффективными, а второе – так или иначе эффективно воплощать собственные идеалы. Ибо только так мы останемся конкурентоспособными в завтрашнем мире. Или нас просто сожрут.
Есть ли у нас прорывные технологии? Лично мне ответ на этот вопрос неизвестен, но я знаю, во всяком случае, что когда-то подобные технологии у нас были, и что рождать их мы более чем способны. Правда, гораздо хуже обстоят дела с воплощением. Но главное (если мы не хотим завтра вчистую проиграть эффективному американскому, или китайскому, или какому угодно еще государству) – все это сознавать, не закрывать на проблемы глаза, а смело (но и осмотрительно) вступать на поле боя, на котором у нас были и есть собственные гениальные достижения.
Итак, два советских ноу-хау, два уникальных проекта эффективного государства. Вспомнить которые, изучить (в том числе и историю попыток их внедрения и сопротивления им) более чем полезно сегодня.
Первый из этих проектов – так называемая наука тектология А. Богданова.
Богданов был социалист и марксист, однако далеко не ортодоксальный. В центре его построений лежали не столько марксистские идеологемы о «смене политических формаций», применить которые в реальном управлении не представляется возможным, сколько философия монизма.
В отличие от фанатика Ленина, который верил, что достаточно снести царизм, как мир, согласно единственно верному учению, сам собою перескочит в новую прогрессивную фазу социализма, Богданов был прежде всего человеком здравого рассудка.
Богданов прекрасно понимал, что в центре всего лежит культура – то есть достигнутая в данный момент развития народа организация хаоса. И что существующая в конкретной реальности и в конкретном народе культура не способна порождать организацию, во многом превышающую ее. И что, следовательно, путь преобразований может быть только эволюционным, но никак не революционным.
С точки зрения ленинизма это была, конечно, страшная ересь (за которую Богданов и поплатился, потеряв все свои посты и влияние). Но с точки зрения здравого смысла Богданов строил, в общем-то, единственно рабочую в контексте революционного времени структуру управления.
В этой структуре не было, разумеется, никакой «демократии», «либерализма» и прочих священных коров разложения. А вот новая сословность и основанная на разуме устремленность к идеалу, напоминающая структуры «Государства» Платона, напротив, была.
Богданов исходил из философской максимы монизма: целое всегда больше частей, его составляющих. То есть настоящее, достигнутое здесь и сейчас, единство всегда будет являть собой новый феномен, новый высший, по сравнению с предыдущим, уровень организации.
А для того, чтобы движение в нужном направлении (от простого к сложному, от низшего к высшему) поступательно осуществлялось, необходимы, во-первых, хорошо выставленные и отстроенные направляющие (в том числе, разумеется, научные, философские и культурные), а во-вторых, команда (или сословие) вождей (брахманов, платоновских философов), которые будут создавать смыслы, направлять, осуществлять контроль и проч. и проч.
Итак, власть ответственна за то, чтобы не разлагать общество псевдокультурой, а напротив, воспитывать в нем высшую культуру. Потому что только высшая культура способна создать и высшую науку, и высшую философию.
Кажется, просто. Однако попробуйте скажите что-нибудь подобное либералу! Кстати, все это очень похоже на то, что говорит Кертис Ярвин, гуру сегодняшних американских технократов. Похоже, подобным образом американцы-трамписты и собираются строить свое эффективное государство будущего. Что и понятно – никуда от Платона нам, в сущности, не уйти.
- Эксперты: В России формируется многогранная система обновления власти
- Якушев: Будущее Евразии — в неделимой и справедливой безопасности
- Россия продолжает гнуть свою линию в украинском вопросе
Второе советское ноу-хау также очень напоминает то, о чем сегодня говорят американские технократы. Я имею в виду проект «электронного государства» ОГАС академика Глушкова. О котором сегодня у нас, кстати, стали вспоминать немного чаще, чем раньше, что уже хорошо. «Взгляд» подробно о нем писал.
Заметим лишь, что эффективная управленческая модель, позволяющая просто уволить большую часть бюрократов, тем самым многократно увеличив производительность, скорость принятия решений и т. д., имела (несомненно, и сейчас будет иметь) множество врагов – и внешних, и внутренних.
Проект Глушкова и история его поражения позволяют воочию увидеть, что советский социализм представлял собой систему, с одной стороны, с огромным потенциалом (монархическая, по сути, модель управления всегда будет в разы эффективней капиталистического, либерально-демократического хаоса), а с другой – отягощенную огромным количеством «заглушек» на каждом важном соединении, на каждом чреватом открытием повороте.
Можно сказать, что и в науке, и в культуре, и даже в технологиях СССР представлял собой бурлящий котел идей, с ног до головы опутанный всевозможными сдержками и увешанный гирями, чтобы, не дай бог, не додуматься или не создать чего-нибудь слишком уж гениального. Плюс всесмешение в центрах управления, где гвалт республик-сестер (на кормление которых уходили все силы развития империи) буквально разрывал всю систему на части центробежными силами.
Напоследок замечу, что центральная идея Трампа: политически вернуть Америку в доглобализаторский XIX век, а технологически – запустить ее в век XXII, не менее актуальна и для нас. Образно говоря, лишь в одном случае мы не проиграем наше завтра: если будем устремлены одновременно и в традицию, и в развитие, если будем строить завтрашнюю Россию как своего рода «Звездолет Александр III».
